Почва, вода и кровь (LVIII)

ВЧЕРА

Основание и развитие современного капиталистического промышленного производства, с мобилизацией крупных новых производительных сил, принесли людям помимо прочего бесчисленные новые потребности и новые товары потребления. Однако всё это не упраздняет того факта, что в основе удовлетворения жизненных потребностей общества лежит естественный продукт сельской земли.

Отношения между сельскохозяйственным и промышленным производством предлагает одно из наиболее явных доказательств бессмысленности и абсурдности, неизбежно лежащих в основе капиталистической системы и буржуазной эпохи.

Уже утопист Фурье видел этот "порочный круг" в коем вращается современное общество, которым в своё время просветители буржуазной мысли так гордились как обществом победы "разума".

Маркс видел, где лежит выход из ужасного круга тирании капитала, и Энгельс вспоминает о нём в Антидюринге, это: "Импульсивная сила анархии производства, постоянно превращающая всё большее количество людей в пролетариев; в конце концов, именно пролетарские массы положат конец анархии производства".

Энгельс, как мы всегда помним, спорит с Дюрингами в каждом абзаце о том, что дело заключается не только в революционной борьбе, которая отберёт у каждого босса на каждом предприятии всю прибыль для того, чтобы раздать её рабочим, но в том, чтобы подорвать её основы и полностью разрушить текущую систему производства, как отношения между отдельными органами общей деятельности. Одним из наиболее радикальных аспектов этой экономической революции, которую сможет осуществить лишь пролетарская сила, будет преобразование сверху вниз связи между разными цехами, лабораториями, и в первую очередь между промышленностью и сельским хозяйством, между деревней и городом.

Первая идея, которую вполне можно было бы назвать "ограниченным социализмом" в противоположность "общему социализму", может претендовать на то, что знает, как осуществить реформистскую социал-демократическую и социал-пацифистскую практику, полностью настроенную на юридические завоевания перераспределения дохода и богатств, тщетную мечту, распространённую в современной истории буржуазного мира, сотканной из стычек, насилия, убийств, уничтожения экономических ресурсов, голода народов и масс во всех частях света.

Для реализации общего социализма, какой мы находим у Маркса, нужна классовая борьба, революция и революционная диктатура.

На месте "детской концепции о том, что общество могло бы завладеть всеми средствами производства без фундаментальной революции в старом способе производства и в первую очередь без упразднения старого разделения труда", и довольствуясь "общественным правом" или "универсальным принципом юстиции" о плодах личного труда, стоит великолепный анализ Энгельса, а также и другие тексты Маркса и Ленина, о грандиозном процессе, который освободит человеческую коммуну, её труд и её жизнь от рабства, в котором находится производитель у трудовых отношений и продукта. Это рабство неотделимо от ненавистной системы торговой экономики, присвоения, отдельных предприятий, юрисдикции, превозносящей на каждом шагу не хвастливое достоинство "человеческой личности", но достоинство бесчеловечного и бездушного "предприятия" и "юридического лица"; ненавистной системы, в которой мы к нашему позору живём.

Один из аспектов, один из существенных моментов, состоит в том, что Энгельс выдвигает на первый план, когда объясняет что "старый способ производства должен быть перевёрнут в самих своих основах, в особенности должно исчезнуть старое разделение труда"; а именно уничтожение контраста между городом и деревней. "Лишь общество гармонично координирующее свои производственные силы в одном грандиозном плане может позволить промышленности разместиться по всей сельской местности с той децентрализацией, которая является наиболее удобной для её собственного развития и соответствующего развития остающихся элементов производства".

То, чего не хватает Дюрингу и всем бесчисленным болтунам "ограниченного социализма", помимо способности видеть социальные задачи и необходимость революции, это понимания самих исторических событий, происшедших в отношениях между сельскохозяйственным и промышленным производством в течение следующих друг за другом эпохи.

Для них "земельная рента и приобретение капитала различаются только в следующем: первую получают с сельского хозяйства, а вторую с промышленности и коммерции". И, ворочаясь десятилетиями в этой глупости, они видят в действии борьбу между земельным феодализмом и прогрессивным капитализмом; обманывают рабочие массы пустой перспективой упразднения земельной ренты, оставляющей на ногах лишь прибыль с капитала, что является уже не социализмом, хотя бы в ограниченном смысле, но чистой глупостью. Наш путь заключается не в упразднении собственности на землю ради распределения земельной ренты, с последующим распределением прибылей предприятия на другом этапе, как во время "национализаций", производимых сегодня в Англии лабуристами, а в уничтожении мирового господства предпринимательского капитализма и социального доминирования над массами потребительных стоимостей в распоряжении у людей.

Дюринг совершенно путает аренду с прибылью, и Энгельс с привычной терпеливостью объясняет место двух этих феноменов в полном буржуазном режиме, так же как это было совершенно ясно для английских экономистов восемнадцатого века. "Крупные землевладельцы сдают свои земельные владения в крупных, часто очень крупных, масштабах арендаторам, обладающим достаточным капиталом для их культивации, которые не работают сами, как наши (немецкие) крестьяне, но будучи сами настоящими капиталистическими предпринимателями используют наёмный труд подённых рабочих. Значит здесь у нас имеется три класса буржуазного общества (см. предисловие Маркса к Критике политической экономии) и специальная графа для каждого из них: класс собственников, которым отходит земельная аренда, класс капиталистов, к которым отходит доход, и класс рабочих, чьим товаром является их труд".

Такова картина, к примеру, современной Италии, где борьба между буржуазией и феодалами уже отошла в прошлое. Как же тогда начать новую борьбу? Фальшивый социалист, ограниченный социалист, как реформист пятидесятилетней давности и сегодняшний сталинист, страдают манией заключать блок между предпринимательским классом и наёмными рабочими против землевладельцев. Мы их звали и зовём предателями, потому что они не видят, что борьба должна быть только борьбой наёмных работников против господствующего с тех пор как произошла буржуазная революция блока, собственников и предпринимателей, хозяев нынешнего политического государства, в первую очередь, когда само традиционное и юридическое государство становится собственником, и оно же предпринимателем.

Старые вещи? Конечно! Но в то же время "люди знают это, но продолжают стоять на месте" как говорится в старой женоненавистнической песенке.

Если мы вернёмся, по старой привычке, к заблуждению тех, кто основывается на самом эмоциональном "новейшем" анализе, который отстаёт ещё больше, мы прочитаем и вспомним, что "в средневековом обществе, особенно в первые столетия, производство в основном было пропорциональным местному потреблению, почти полностью удовлетворяя потребности производителя и его семьи. Там, где как на селе, существовали отношения личной зависимости, это также удовлетворяло потребности феодального синьора. Поэтому не происходило никакого обмена; продукты ещё не приобретали характера товаров".

Эта натуральная экономика на аграрной основе меньше воняет ароматами современного капитализма. В этом крайне симпатичном "тесте" определяется нефальсифицированный марксист. Была эксплуатация, конечно, поскольку барон жил ничего не делая (хотя вначале, правда, он полностью взваливал на свои плечи задачи войны: просим прощения!). Общественное право того времени соглашалось с тем, чтобы "универсальная юстиция" претерпевала одну несправедливость, с подневольным трудом и десятой долей священнику, который взваливал на себя труд отгонять Сатану.

Но, в общем, производство осуществлялось для того, чтобы есть и съедалось всё, что производилось. Крестьяне производили десять и съедали пять толпой, в то время как остальные пять съедало несколько аристократов, попов и функционеров. Сегодня производится сто, и девяносто выбрасывается, потому что рабочие съедают пять, чтобы можно было накормить другими пятью тех, кто не делает ничего, буржуазию.

Те же самые ремесленники из маленьких городов, как объясняет Энгельс, производили для прямого потребления и лишь в небольшом количестве для обмена. Это была экономическая система, которая не производила товаров.

Не зря физиократы проводят апологию этого натурального производства, за которым в грандиозных реконструкциях исторической реальности следует меркантилизм; и лишь затем капитализм.

Энгельс берёт на себя задачу разъяснить знаменитую Таблицу Кеснэ. Для гениального французского экономиста существовало три социальных класса. Единственный производительный класс включал в себя крестьян, которые работают на земле и арендаторов которые ей управляют. Эксплуататорский класс земельных собственников, а впоследствии и бюрократия, завладевали частью сельскохозяйственной продукции. Третий класс, стерильный или нейтральный, был промышленным, включавшим в себя ремесленников и наёмных рабочих, и ничего не добавлял к продукту и не отнимал у него.

Современный "ограниченный социалист", будь он реформистом, синдикалистом, ординовистом, коминформистом, является лишь взбунтовавшимся физиократом. Но Кеснэ был гением, в 1758-м году; а они - придурки.

Появляется, побеждает, производит накопления современный капитализм. Народ мигрирует из сельской местности, сельское хозяйство приходит в упадок, во время примитивного накопления. Независимый крестьянин производитель, там, где он существовал, доводится до обнищания и вынуждается к наёмному труду. Крепостной крестьянин, освобождённый от земли, в свою очередь насильственным образом отрывается от этой пусть тощей физиократической титьки, будучи брошенным в промышленную армию. Производство товаров принимает гигантские размеры, в то время как замедляет шаг, а в каком-то смысле пятится, производство съедобных продуктов для местного, прямого, питательного использования, на старый манер.

Если бы как во времена Моисея, с неба падала манна, капитал разъярился бы и порвал бы с милостивым Боженькой, не успевая превратить манну в товар прежде чем она падёт в голодающие рты. Дюринг, как всегда, открывает закон: "Производительность экономических инструментов, природных ресурсов и человеческой рабочей силы возрастает после изобретений и открытий". Энгельс смеётся и вспоминает Мольеровского мещанина, открывающего, что он всегда говорил прозой. Капитализм использует изобретения, чтобы превратить всё в товар и увеличить растраты природы и искусств. Со стратосферными аппаратами и антиатомными убежищами ему удаётся превратить в товар даже воздух, который до сих пор к его великой злобе мы вдыхали бесплатно.

"Личные отношения" между капиталистическим индустриализмом и сельскохозяйственным производством приводят, от первых феноменов, описываемых Марксом, большей частью благодаря генезису английского арендатора, ирландских пастбищ, или прусских прялок, к современнейшим официальным буржуазным теориям согласно которым увеличенное производство сельхозпродуктов привело бы к экономическому краху. Может также показаться, что капитал, будучи должным платить зарплату для предоставления средств к существованию фабричным рабочим, делает им большое одолжение ещё и с добавкой, особенно когда ему удаётся активизировать обмен и транспортировку, в т.ч. земельной продукции между наиболее удалёнными друг от друга местами производства и потребления. Странное противоречие восходит к диалектике неизлечимых иррациональностей экономической системы, настолько озверевшей, что экономическая игра заставляет её топить корабли груженные хлопком и сжигать кофейные плантации.

Американская экономика, даже предлагая обеспечить миллионами тонн консервов все уголки мира, солдат следующей войны и жертв голода, который так умело провоцирует империалистический мир, считает полезным удерживать непроизводительность или низкую сельскохозяйственную производительность непромышленных государств конфедерации.

Буржуазная, научная и христианская цивилизация, со своими знамёнами милосердия и свободы, не удержится на ногах, если содрогнётся её естественная платформа, голод.

СЕГОДНЯ

В России сегодня сильно гордятся не только планами механической индустриализации, способной привести к потенциалу, адекватному западному капитализму, но также планами интенсификации сельского производства.

Тезис заключается в том, что в стране, управляемой не силами капитала, а трудящимися массами можно преодолеть вековое противоречие между ускоренным техническим развитием и низким сельскохозяйственным производством, несмотря на то, что речь идёт о малозаселённых территориях с редкими зонами обрабатываемой земли посреди диких степей.

Частью Советского Союза являются обширные зоны Центральной Азии, удалённые ото всех коммуникаций и с низкой плотностью населения, с неблагоприятным климатом подверженным крайним перепадам между жаром и холодом, влажностью и сухостью. В этих местах сельскохозяйственная земля является лишь малой частью общего целого и тысячелетиями их пересекали орды, гонимые бесплодностью своей земли, покрывающие огромные расстояния для того, чтобы найти более удачливые народы для разграбления и захвата.

Режим, который не был бы рабом капитализма, должен был бы обладать возможностями использовать современные технические ресурсы для увеличения плодородности этих полустерильных земель, наделяя их способностью выдавать больший продукт, спасая от кризисов нехватки продовольствия местное население, давая гораздо большему количеству людей возможность жить там.

Одной из причин, по которым даже самые мощные капиталистические предприятия не обращаются к подобным проектам, даже после не менее грандиозных свершений во всех частях света, является огромное количество времени, которого бы потребовал труд и все ресурсы, занятые в новых проектах, при их вступлении в течение стадии "предварительной" получению прибыли. Ясно, что только общество, обладающее производительными силами, отнятыми у частного контроля, могло бы идти на проекты такого грандиозного уровня.

Следовательно, здесь мы описали исполнительный план, который, начиная с сегодняшнего дня, занял бы шесть или семь лет, с гигантскими проектами, заключающимися в формировании колоссальных искусственных урожайных бассейнов по курсу великих рек, чьи необъятные водные резервы были бы пущены по каналам для извлечения из них двойного эффекта производства электроэнергии крупными гидроэлектростанциями и соответственно ирригации близлежащих бесплодных земель.

Первым в проекте стал бы бассейн по курсу Днепра, способный обеспечивать, блокируя речное течение, шесть миллиардов кубометров воды. После возведения крупной ГЭС по главному 550-километровому каналу, с мощностью равной половине мощности реки По, вода смогла бы быть использованной для ирригации нижнего бассейна Днепра и северного Крыма. Это "черноземье" является крайне плодородным по химическому составу, но недостаток воды позволяет культивировать там только зерновые культуры, причём один урожай каждые пять лет теряется из-за засухи.

Два других огромных бассейна могли бы быть созданы по среднему и нижнему течению Волги; каждый из них производил бы 10 миллиардов киловатт в год, приравнивая только эти две ГЭС всей системе гидроэлектроснабжения Италии, которая является крупнейшей в Европе. Таким образом, поливались бы две другие огромные зоны, между Волгой и Уралом, и к северу от Каспийского моря.

Четвёртый проект стал бы ещё более нужным и сделал бы плодородными полупустнынные зоны Туркменистана. Республики Центральной Азии, являющиеся частью Союза окружают Арал (в настоящее время уничтоженный полностью, прим. пер.), являющийся в качестве озера третьим по величине на Земле, после Верхнего озера в Америке и Виктории Ньянзы в Африке. В действительности, как и Каспий, он является внутренним морем, потому что у него нет оттоков, а только впадающие в него реки; прибывающая вода уничтожается испарениями на огромной поверхности бассейна, который является солевым. Арал находится на пятидесяти метрах над уровнем моря, в то время как Каспий, как известно, находится ниже его. Мы говорим не о направлении каспийских вод в Арал, поскольку по химическому составу они не годятся для ирригации и потребовали бы турбин специального типа и из особого металла. До своего впадения в Арал был бы пересечён курс крупной реки Амударьи, вытекающей из гималайских массивов и Памира и текущей на протяжении двух тысяч километров. Её воды впадали бы уже не в Арал, но, по крайней мере большей частью, в Каспий, с курсом по искусственному руслу протяжённостью в 1100 километров, по которому возводились бы ГЭС и поливалось бы огромное пространство. В целом, если бы эти проекты были реализованы, территория равная целой Италии стала бы сельскохозяйственной.

Эти грандиозные перспективы подразумевают новый режим не только для человеческого рода, но для самой физики планеты. Техники, которые занялись бы ими должны были бы предвидеть проблему изменения уровня Арала, и даже лёгкого изменения уровня Каспия; со всеми возможными последствиями, в т.ч. климатическими.

Оставим руководителей и огромные пространства их технической работе, которая возможно превосходит самые крупные предприятия, благодаря которым целые заливы Северного моря стали плодороднейшими землями, и напоминает проекты изменения уровня Средиземного моря путём перекрытия Гибралтарского пролива.

Схожая мобилизация производительных сил интересна своим воздействием не столько на земную физику, сколько на физику человеческой экономики в этом мире, и её сложных феноменов, если представить себе их осуществление.

Взаимоотношения между промышленностью и сельским хозяйством не происходит в России как в закрытом пространстве, без сообщения и обменов с внешним миром.

Существует мировой капиталистический рынок и существует всемирный деловой мир в котором различными путями встречаются западный и русский миры. Например, при возобновлении курса на промышленное военное производство, начиная с июля этого года, усиливается спрос на различные виды продукции, включая цветные металлы, причём их резервы начинают истощаться. Цены растут, и правительства занятые в подготовке, будучи обязанными выполнять массовые заказы на своих фабриках, вновь начали использовать имперские блоки и цены. Фабрики и держатели акций, продающие продукцию правительствам по блокированным ценам, начинают порождать высокую международную спекуляцию на "чёрном" рынке, по увеличенным ценам, и реализовывать гигантские прибыли. Существуют центры этого "нелегального" мирового обмена в самых разных портах, в Танжере, Гонконге, Макао. Говорят, что главным покупателем на этом чёрном рынке, помогающим жиреть западным капиталистам является как раз советское государство. В игру вступили крупные деловые организации военного времени; говорят, включая немецкую, предоставлявшую горючее для германских подлодок. Похоже, что эта капиталистическая группа реализует сказочные прибыли, продавая потом союзникам секреты расположения мест дозаправки. В остальном, во время войны 1914-18 гг. аферистские группы из Скандинавии и других стран обогащались на коммерции и обмене военными материалами между воюющими сторонами.

Этот круг крупных поставок и обмен промышленными продуктами в мире и на Западе, оказывает влияние на русскую экономику, и стимулирует в ней все явления торгового и капиталистического типа. Российское государство монополизирует внешнюю торговлю, пусть так, но оно должно обращаться к капиталистическим посредникам, если хочет заниматься этими делами, а оно без них не может. Посредникам оно не может не платить международной монетой, золотом или долларами, или продуктом и трудом, приобретённым в России и проданным за рубеж. Экономика русских промышленных предприятий, какими бы громадными и централизованными они ни были, вступает в игру всеобщей экономики и мирового обмена промышленными продуктами, и в ту же игру тех же законов вступают взаимоотношения между промышленностью и сельским хозяйством.

"Пролетарская страна" не может быть союзником капиталистических стран, но она не может также быть их врагом в империалистической и промышленной мировой войне.

Россия, которая была союзником западных капитализмов во Второй Мировой войне, уже не была пролетарским государством. Она платила за товары, получаемые в рамках крупных мировых сделок реками крови своих милитаризованных пролетариев, на которых, на выгодных условиях, было возведено нынешнее супермогущество Соединённых Штатов.

На фазе сожительства, с отношениями реактивированного "белого" обмена между Западом и американизированным тихоокеанским регионом и экономикой русской и её сателлитов, прибыли крупного мирового капитала получают уже не из крови русских солдат, но из киловатт энергии вод Амударьи и других рек, из игры экономических показателей, в рублях эквивалентных доллару, из работы сельскохозяйственных и промышленных рабочих, из потребительных продуктов земли и промышленности.

Во время войны, то же самое происходит в соответствии с мерой прибыли и распространения богатства на нелегальном рынке. Капитализм сосёт и воду и кровь из-за занавеса.

В течение недавней войны немецкие мины и американские вторжения бились за внутренние лагеря Zuiderzee, отнятые у моря человеческой техникой.

Хватило бы нескольких атомных ударов по крупным плотинам, чтобы остановить поток электрического тока и закопать миллиарды кубометров накопленной воды, которая уничтожила бы поливаемые поля и население, работающее на них.

Невозможно воспринимать всерьёз "технические" данные экономических планов, которые не были бы уже просто спекуляциями и ажиотажем, но исключительно материальной физикой человеческой деятельности ради жизни и ради питания, если сначала не будет уничтожена власть капиталистических центров.

А последняя может быть уничтожена не войной между нациями и народами, но только войной социальной, борьбой на "коротком расстоянии", повсюду, где буржуа угнетает рабочих, при том, что живёт и дышит рядом с ними.

Если сегодняшняя Россия была бы революционной страной, она сначала бы планировала разрушение Белого Дома, а потом изменение курса Амударьи.

Но для того, чтобы разрушить его ей не хватило бы ни сегодня, ни завтра обычных военных и стратегических средств. Нужна социальная стратегия. А она отсутствует, когда и речи не идёт о революционных движениях, а вся агитация происходит на голубиных конгрессах, посвящённых мирному сожительству, миру, нейтралитету, причём не только между государством и государством, но между классом и классом.

После великого потопа голубка вернулась к Ною на вершине Арарата. Дождёмся же, когда она вернётся сказать нам, что верхушка Empire Building уже не возвышается над социальными капиталистическими недрами; только тогда мы начнём изучать планы о том, как сделать плодородной Центральную Азию и как не поливать больше всю землю человеческой кровью.